Пьеса по мотивам рассказа А. Аверченко «Преступление актрисы Марыськиной»
Действующие лица:
Актриса Марыськина
Режиссер
Премьерша Любарская
Герой-любовник Закатов
Актеры провинциального театра
Помощник режиссера
На сцене стол, на котором помощник режиссера раскладывает роли. Режиссер нервно ходит взад-вперед по авансцене.
Режиссер. Нет, ну это ни в какие рамки не укладывается. (Помощнику режиссера.) Где труппа?
Помощник режиссера пожимает плечами.
Да, нет, это просто из ряда вон!!! Ответственейший момент, распределение ролей, а актеры изволят опаздывать… (Садится на стул возле стола. Помощнику режиссера.) В буфете смотрели? (Помощник режиссера молча кивает головой). И что? (Помощник режиссера пожимает плечами).
Что за публика! Никаких нервов не хватает…. (Помощнику режиссера.)
Принеси мне … капли. Что встала? Живо неси.
Помощник режиссера кивает и убегает. Тут же возвращается с графином и рюмкой. Режиссер мгновенно выпивает водку из рюмки, потом берет графин, наливает и выпивает. Садится на стул. Слышны голоса и смех. В зал входят актеры. Они оживлены. Все рассаживаются в первом ряду. Пауза.
Любарская. И кого мы ждем?
Режиссер. Видимо уже никого, душа моя. (Ставит графин и рюмку на стол.) Итак, мы начинаем. Героиня Солнцева. (Любарской.) Это Вам, дорогая, наша звезда. Прошу Вас, госпожа Любарская.
Режиссер протянул толстую, увесистую тетрадь премьерше Любарской. Она поднимается на сцену, берет роль и делает вид, что сгибается под тяжестью полученной тетрадки.
Любарская. Ого! Это не роль, а Библия!
Марыськина (злым шепотом). Дура ты, дура. Оторвала бы для меня листков десять — я бы вам показала!
Режиссер (целует руку премьерше). С Вашим талантом Вы и Библию сыграете!
Довольная Любарская возвращается в зал и садится в первый ряд.
Режиссер. Роль любовника Солнцевой Тиходумова – вам, господин Закатов.
На сцену поднимается Закатов. Берет роль. Пробует ее на вес.
Закатов. Боже! Да здесь фунта два! Не успею.
Марыськина (громким злым шепотом). Дурак ты, дурак!
Закатов от неожиданности роняет роль.
Все (хором). Садись! Садись! Садись!
Закатов смотрит на режиссера.
Режиссер. Садись.
Закатов послушно садится на роль, потом собирает листки и возвращается на место в зале. По дороге он ворчит.
Закатов. Фунта полтора я бы еще выучил, а два фунта — не выучу…
Режиссер. Выучите, выучите, не наговаривайте на себя. У Вас прекрасная память. Да вашей памяти любой позавидует.
Итак, госпожа Ковригина, ваша роль. Лучинин-Кавказский, это для вас. Пожалуйста. Госпожа Талиева, ваша роль. Ну как же без вас… Госпожа Макдонольдова извольте. Дальше…. «Роль прислуги Дамианы»! Это вам, Аполлонова. «Горничная Катерина» — Рабынина-Вольская! Ну, все, господа, встретимся на репетиции. И без опозданий, будьте добры.
Углубляется в текст пьесы.
Марыськина (сдерживая рыдания). А мне?
Режиссер. Что тебе?
Марыськина. Роль
Режиссер. Ах, роль (ищет слова среди стопки бумаг) Есть и тебе, милочка, (Улыбаясь.) Вот тебе ролька — пальчики проглотишь. (Достает из кармана клочок бумаги. Между двумя его пальцами виднеется какая-то крохотная, измятая бумажка).
Марыськина. Это такая роль?
Режиссер. Такая.
Марыськина. Да где она?
Режиссер. Вот.
Марыськина (с обидой). Я ее и не вижу.
Режиссер. (вздохнул). Ничего, она маловата, но зато дает громадный материал для игры. Подумай, ты богатая купчиха, гостья — во втором акте.
Марыськина. А что я говорю?
Режиссер. Вот что: «…в числе других гостей входит купчиха Полуянова. Целуется с хозяйкой… («с ней» — указал режиссер на Любарскую) … говорит: «Наконец-то собралась к вам, милые мои…» Солнцева. «Очень рада, садитесь». — «Сяду и даже чашечку чаю выпью». «Сделайте одолжение!» Полуянова садится, пьет чай».
Марыськина (с отвращением). И это все? — с отвращением спросила Марыськина. Хоть бы две странички дали…
Режиссер. Миленькая! Да ведь тут игры масса! Погляди, быту сколько: «Наконец-то собралась к вам, милые мои…» Ведь это живое лицо! Купчиха во весь рост! А потом: «…Сяду и даже чашечку чаю выпью!» Заметь, ей еще и не предлагали чай, а она уже сама заявляет — «выпью»! Вот оно где, темное купеческое царство гениального Островского: сяду, говорит, и даже чаю выпью. Ведь это тип! Это сама жизнь, перенесенная на подмостки! Я понимаю, если бы хозяйка там предложила ей: «Выпейте чаю, госпожа Полуянова». А то ведь нет! Этакая бесцеремонность: «Сяду и даже чаю выпью». Хе-хе! Ты бесцеремонность-то подчеркни!
Марыськина с болезненной гримасой прочла еще раз роль.
Марыськина. А мне тип Полуяновой рисуется иначе: эта женщина хотя и выросла в купеческой среде, но она рвется к свету, рвется в другой мир… У нее есть идеалы, она даже влюблена в одного писателя, но муж ее угнетает и давит своей злостью и ревностью. И она, нежная, тонко чувствующая, рвется куда-то.
Режиссер. Ладно, пусть рвется. Это не важно. Тебе виднее…
Марыськина. Я ее буду толковать немного экзальтированной, истеричкой…
Режиссер. Толкуй! Толкуй.
Марыськина отошла в задумчивости…
***
Режиссер. И вот наступил долгожданный день премьеры. Первый акт прошел, тьфу, тьфу, тьфу, отлично! В антракте исполнялись романсы, восточные танцы. Публика потянулась в буфет. Но вот начался второй акт. Представьте гостиную в доме Солнцевой. В центре стол, стулья. Собираются гости. Хозяйка ожидает появления своего любовника Тиходумова, изменившего ей с баронессой. Должна произойти сцена, полная глубокого драматизма.
На сцене одна Солнцева. Она ходит по сцене, ломая руки и, читая какую-то записку, шепчет.
Солнцева-Любарская (шепотом). Неужели? О, негодяй!
Режиссер. В это время в гостиную входит группа гостей, среди них и купчиха Полуянова-Марыськина.(Уходит в кулису)
Солнцева-Любарская (согнав с лица страдальческое выражение, приветливо). Добрый вечер, господа. Как я рада вас видеть.
Она кланяется гостям и целуется с купчихой Полуяновой (Марыськиной).
Режиссер (суфлирует). «Ах, это вы… вот приятный сюрприз!»
Солнцева-Любарская. Ах, неужели же это вы! Вот так приятный сюрприз!
Полуянова-Марыськина (глядя вдаль печальным шепотом). Наконец-то собралась к вам, милые мои!
Режиссер (приветливо). Очень рада, садитесь.
Солнцева-Любарская. Очень рада! Чрезвычайно. Отчего же вы не садитесь? Садитесь!
Марыськина истерически смеется и теребит платок.
Полуянова-Марыськина. Сяду, и даже чашечку чаю выпью!
Все… Все! Вот она и роль!.. (Громко.) Да… что-то жажда меня томит, с самого утра. Ну, думаю, приеду к Солнцевым — там и напьюсь.
Солнцева недоумевающе взглянула на купчиху.
Режиссер. Сделайте одолжение.
Солнцева-Любарская. Пожалуйста! Сделайте одолжение… Я очень рада.
Полуянова-Марыськина. Да… Ничто так не удовлетворяет жажду, как чай. А за границей, говорят, он не в ходу.
Режиссер. Замолчите! «Солнцева отходит к другим гостям».
Полуянова-Марыськина. Что это вы, милая моя, такая бледная? — Неприятности?
Солнцева-Любарская (еле слышно). Да…
Режиссер (злым шепотом). Молчите! Почему вы, черт вас дери, говорите слова, которых нет? «Солнцева отходит к другим гостям»! Солнцева! Отходите!
Солнцева-Любарская (смотрит на Марыськину с немым ужасом). Извините, мне надо поздороваться с другими. Вам сейчас подадут чай.
Полуянова-Марыськина (печальным шепотом). Успеете поздороваться… Ах, если бы вы знали, душечка… Я так несчастна! Мой муж — это грубое животное без сердца и нервов!
Марыськина приложила платок к глазам и истерически закричала.
Лучше смерть, чем жизнь с этим человеком.
Режиссер (злым шепотом Марыськиной). Замолчишь ли ты, черт тебя возьми! Оштрафую тебя— будешь знать!
Полуянова-Марыськина (ломая руки). Передо мной рисуется другая жизнь. Я рвусь к свету! Я хочу пойти на курсы. О, доля, доля женская! Кто тебя выдумал?!
Солнцева-Любарская. Успокойтесь! (Она повернула к публике свое бледное, искаженное ужасом лицо) Извините… Я пойду к другим гостям.
Полуянова-Марыськина (хватаясь за голову). К другим гостям? А кто они такие, эти гости? Жалкие паразиты и лгуны. Агриппина Николаевна! Здесь перед вами страдает живой человек, и вы хотите променять его на каких-то пошляков… О, боже, как тяжело… Все знают только — ха-ха! — богатую купчиху Полуянову, а душу ее, ее разбитое сердце никто не хочет знать… Господи! Какое мучение!
Режиссер (громко вслух). Она с ума сошла!
Полуянова-Марыськина (подходя к краю сцены кричит). Пусть я не святая! Я женщина, и я люблю… Пусть! И знаете кого? (Она схватила Солнцеву за руку, нагнула к ней искаженное лицо и прошипела с громадным драматическим подъемом). Я люблю вашего любовника, которого вы ждете, Он мой, и я никому его не отдам. Вам написали насчет баронессы — ложь! Я его люблю! Что, мадам, кусаете губы? Ха-ха! Купчиха Полуянова никого не стесняется — да! Я имею любовника, и фамилия его — Тиходумов.
Режиссер (ревет из-за ка кулис.) Вон со сцены!
Она закрыла лицо руками, опустилась на диван, и плечи ее задрожали… Плач перемешался с хохотом, и из уст вырывались отрывочные слова.
Полуянова-Марыськина. Пусть! Пусть… Я его вам… не отдам. Ты у меня его не возьмешь… змея!
Нахохотавшись и наплакавшись вдоволь, Марыськина встала и, пошатываясь, сделала прощальный жест по направлению к Солнцевой.
Полуянова-Марыськина. Прощай, низкая интриганка! Теперь я понимаю, почему ты предлагала мне чаю! Я видела через дверь, как твой сообщник сыпал мне в чашку белый порошок. Ха-ха! Купчиха Полуянова только сама, собственной рукой, перережет нить свой жизни! Не вам, червям, бороться с ней! Прощайте и вы, пошлые манекены! Туда! Туда иду я, к светлой, лучезарной жизни!
Марыськина вышла…Гром аплодисментов.
Режиссер (кричит). Занавес! Занавес!!! (Режиссер бежит и натыкается на Марыськину. Она в задумчивости бредет по сцене никого и ничего не замечая).
Вот твои вещи — их уже уложили. Тебе следовало двадцать восемь рублей, минус двадцать пять штрафу — три! На.
Марыськина (устало). Ладно. Пусть… вещи на извозчика.
Режиссер (кричит). Никифор! Выброси на извозчика ее вещи.
Марыськина. Прощайте.
Режиссер (орет). Вон!!! (Обращаясь к зрителю). О, это истинный храм искусства и невозможно описать все очарования театра, всю его магическую силу над душою человеческою. О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!.. (Уходит.)